О Кромвеле Гвидион знал достаточно, однако Ллевелис счел его знания неполными. Накануне первого визита к Змейку он притащил огромную «Историю Британии», раскрыл ее на деяниях Кромвеля и подсунул Гвидиону под нос со словами:
— Вот он, Змейк-то!
— Я не вижу здесь ничего про Змейка, — сказал Гвидион, очень внимательно просмотрев раздел.
— «Город был очищен не только от защитников, но и от жителей», — зачитал Ллевелис из книги. — «Ближайшее окружение Кромвеля составляли столь же жестокие фанатики, склонные считать успехи своих кровавых предприятий знаком особой благодати Божьей». Ты думаешь, Змейк с тех пор внутренне изменился?
— Я думаю, что Змейк знает фармакологию, — твердо сказал Гвидион.
И поскольку Ллевелису самому втайне страшно нравился Змейк, он свернул свои знамена и прекратил атаку.
…Гвидион впервые видел, чтобы кто-то жег огонь в камине при настежь открытом окне и делал записи на рукаве своей мантии. Именно этим занимался Змейк.
В кабинете Тарквиния Змейка возле камина стояло низкое кресло, и было несколько стульев, совершенно разных по виду. Один из стульев при появлении Гвидиона довольно откровенно зевнул. Ближайший к Гвидиону стул отодвинулся от него, переступив когтистыми лапами, и ненавязчиво поскреб третьей когтистой лапой паркет.
— Садитесь, куда вам больше нравится, — сказал Тарквиний Змейк, не поднимаясь с кресла, и Гвидион сел на пол у его ног.
— Фармакология — точная наука, — начал Змейк. — Чего-нибудь пересыплете, недосыплете — овца подохнет. Поэтому к следующему разу вы обзаведетесь аптекарскими весами, мерной ложечкой, набором мензурок, воронкой, лучше всего золотой, так как у золота самая низкая химическая активность…
Мерный голос Тарквиния Змейка холодно журчал, позванивая ледяными интонациями; Гвидион записывал.
— Тем временем сегодня я покажу вам один прием, не относящийся напрямую к содержанию курса, однако, — Змейк вскинул указательный палец, — полезный при лечении овец. Предположим, вам надо провести небольшую, но болезненную операцию, — скажем, противотуберкулезную прививку или вскрытие подошвы копыта для удаления гноя. Для этого следует…
Размеренная речь Змейка делалась все монотоннее, черные глаза его явили бездонную глубину. Гвидион почувствовал, что завис между здесь и тут, и, не меняя позы, перестал ощущать себя. «Спасибо Змейку, — подумал он, — а то нога с утра болела».
— Это не называется усыпить, но обратите внимание, — продолжал Змейк, — из всех звуков вы слышите сейчас только мой голос.
Это была правда. Остальные звуки мира — брань старшеклассников, двигавших во дворе отвал в рамках семинара по археологии, хихиканье Мерлина и рог Зигфрида — отодвинулись и канули в Аннуин.
— Как вы уже догадываетесь, вы сейчас не ощущаете боли, — Змейк щипцами взял из камина уголек, бросил его Гвидиону на ладонь, выждал, выкинул уголек и смазал чем-то ожог. — Ничего, не так ли? Точно так же не будет ощущать ее ваша подопечная — овца. Кстати, составление мази от ожогов — едва ли не первое, что входит в наш курс. Следующий этап…
В эту минуту в кабинет ворвался профессор Курои, с волосами как у Медузы Горгоны, и глубоко ошибутся те, кто подумает, что он предварительно постучался. Курои произнес нечто, поудобнее перехватив свой посох, и говорил долго, но для Гвидиона беззвучно. Губы его шевелились так же бесшумно, как бесшумно ветер хлопал занавеской. Тарквиний Змейк поднялся с кресла.
— Мне также могут не нравиться некоторые из моих обязанностей, однако я не позволяю себе распускаться до такой степени, чтобы уничтожать сам источник своих неудобств, — сказал он.
Между Змейком и Курои происходил некий разговор, но поскольку Гвидион был погружен в оцепенение, он слышал только слова Змейка.
— Добейтесь моего отстранения и займитесь сами этой проблемой, — сказал Змейк. — Я не выбирал для себя этой роли. Но вряд ли Мерлин Амброзий станет вникать в ваши инсинуации.
Гвидион, даже не зная, что такое инсинуация, но зная Мерлина, дал бы руку на отсечение, что Мерлин наверняка не станет ни во что вникать.
Курои заговорил, и Гвидион попытался прочесть содержание его речи по губам, но, не имея опыта в этом деле, мог восстановить слова профессора лишь приблизительно: то ли «я вырву твое сердце», то ли «я вправе усомниться». По ходу речи Курои четырежды ударил в Змейка молнией, выпустил некоторое количество стрел из рукава, и — видимо, к слову пришлось, — метнул ему в грудь копье, в которое превратился посох. Гвидион даже заподозрил, что обличье копья было для этого посоха первично, настолько легко он превратился в копье и настолько упорно не хотел превращаться обратно.
Тарквиний Змейк в гневе был прекрасен, но страшен. Он обрушился на Курои в виде волны, обвился вокруг его горла в виде струны арфы и порекомендовал ему выбирать выражения в своем собственном виде.
Курои продолжил; что он говорил, оставалось от Гвидиона скрыто, но, поясняя очередную свою мысль, он сделал иллюстративный жест, отчего руки Змейка оказались в буквальном смысле скованы.
Змейк стряхнул с себя наручники и заметил:
— Это трудно будет сделать. Ваше недоверие, безусловно, весомый аргумент для педсовета, но исчерпывающим я бы его не назвал.
Курои плюнул ядом.
Змейк стер с лица брызги яда и добавил:
— Что до меня, то я попрошу назначить этот педсовет на канун мая.
После этого учителя покинули комнату, причем Змейк любезно пропустил Курои вперед в дверях. О Гвидионе совершенно забыли. Змейк не вернулся и через три часа.