Школа в Кармартене - Страница 7


К оглавлению

7

* * *

Снежно-седой, горбоносый профессор Финтан, у которого из-под прочного плаща виднелся ворот толстого аранского свитера грубой вязки, щурясь под северным ветром, сидел посреди двора и вязал рыбацкую сеть. Он вязал, рассказывая о погодных приметах, мелькание его пальцев завораживало, грубый деревянный амулет с вправленным в него куском янтаря на шее профессора покачивался в такт. Вокруг сидел первый курс.

— И если с утра горы на юге стоят в шапках, значит, вечером нельзя выходить в океан. А если Мананнан, сына Лера, на закате протянет из-за облаков свои пальцы к отмелям Финнтра, значит, наутро от мыса Срон Брин до Ив Ратах можно собирать темно-красные водоросли и жемчужный мох. Но если с вечера черепицы постукивают друг об друга на крыше, как будто их кто-то перебирает пальцами, значит, четыре дня не прекратится шторм — такой, что селедка будет десять миль по воздуху лететь.

Финтан, сын Фингена, не проводил академической границы между мудростью фоморов и современными представлениями о чем бы то ни было. Он садился в кругу учеников и, как ирландский шаннахи, набивал трубку и начинал излагать материал:

— Говорят, янтарь в старину с небес падал…

Или:

— Камни и теперь растут три дня в году. Но только те растут, которые никто не трогал, а если камень хоть пальцем тронешь, так он уж больше и не растет.

Все быстро привыкли к тому, что понимать все это следует буквально и, сдавая теорию, нужно без всяких предисловий, ничуть не стесняясь, прямо в глаза профессору говорить:

— А в северных горах есть такие люди — у каждого по одной ноге и по одной руке. Так они сойдутся, бывало, парами и примутся так бегать, так бегать, что их никак невозможно догнать, можно только подстрелить.

— Отчего зима на земле бывает? А с моря приходит такая овца — сама белая, уши длинные. Ходит эта овца по долинам, и где она пройдет, все замерзает. Так и зовется она — морозная овца, а где она ушами похлопает, там озеро до дна промерзнет.

Финтан удовлетворенно кивал.

К текущему зачету по материальному быту фоморов он поделил класс на пары, — не спрашивая, у кого какие пожелания, — и мальчики должны были выстругать детскую колыбель, а девочки — выстелить ее пухом и заучить единственную дошедшую от фоморов колыбельную песню, которая звучала странно и зловеще:


Этой ночью в горы, в скалы Кьюнн-на-Барра,
Прилетит крапивник строить гнездо…
Этой ночью в скалы, к мысу Карриг-Лейте,
Прилетит неясыть строить гнездо.
Этой ночью в горы, на вершину Крохан,
Прилетит стервятник строить гнездо…

Песня была довольно длинная, события в ней развивались несколько однообразно, а заканчивалась она тем, что гнездо прилетал строить дракон. Впрочем, Керидвен, дочь Пеблига, поставленная в пару с Гвидионом, выучила ее мгновенно и пела со злобным выражением лица, изображая из себя настоящую фоморку и даже прищуривая левый глаз, поскольку у фоморов, как известно, глаз был только один.

Книг по предмету профессора Финтана не было, и чувствовалось, что сам вопрос о том, почему их нет, неуместен.

…Финтан, сын Фингена, находился в Уэльсе в изгнании. Некогда ему пришлось покинуть Ирландию, но опала миновала, и с тех пор он каждую осень порывался вернуться в родную страну. Из раза в раз у них с Мерлином происходил по этому поводу разговор.

— Да вы что, коллега? — говорил Мерлин. — Ну куда вы вернетесь? Вы не представляете себе, что сейчас творится в Ирландии. Особенно там, куда вы рветесь, — на севере. Вы почитайте газеты. Оуэн, — обращался он кстати к проходящему мимо Мак Кархи. — У вас есть газета?

Слово «газета» Мерлин произносил с явным удовольствием: чувствовалось, что ему случается произносить его не особенно часто. Мак Кархи извлекал из внутреннего кармана какой-то не очень свежий номер «Таймс», пяти-шестилетней давности.

— Это газета? — быстро уточнял Мерлин, чтобы не ошибиться, выхватывал ее у Мак Кархи из рук и снова поворачивался к Финтану. — Вот, коллега. Вот вам газета. Почитайте, прошу вас. Вы видите, что здесь пишут?.. Резня! Кровавая резня.

— Можно подумать, что на севере Ирландии когда-нибудь было что-нибудь другое, — ворчливо говорил Финтан. — Сколько себя помню, там всегда гойделы резали пиктов. И даже если теперь они называют себя какими-то другими именами, ничего нового в самом конфликте я не вижу.

— Да в конце концов, я вам просто запрещаю! — говорил Мерлин. — Как вы можете бросить учеников посреди семестра? Это и нарушение учебной дисциплины, и… и… в конечном счете, я нездоров, со мной может что-нибудь случиться… в любой момент.

И Финтан каждый раз оставался. Этот разговор повторялся между ними каждую осень в течение двух тысяч лет.


* * *

На уроках по языку зверей и птиц, которые вела доктор Рианнон, тишина нарушалась только щелканьем черных дроздов, залетавших в окна, и вздохами восхищенных студентов, которые не могли сосредоточиться. Ллевелис, будучи существом общественным, входил одновременно в клуб поклонников Рианнон, в общество любителей изучения наследия (самая таинственная из студенческих организаций), в беспорядочную толпу учеников и последователей Диона Хризостома и вообще в любую беспорядочную толпу, которая формировалась в коридорах, на лестницах и на галереях, будь то вечером или во время перемен. Одним словом, на уроках по языку зверей и птиц он запускал обе руки в волосы и, широко раскрыв рот, следил взглядом за мельчайшими переменами в тонких и изумительных чертах преподавателя. Гвидион был одним из немногих представителей сильного пола, более или менее сохранявших трезвую голову.

7